Миссионерский дневник Диакона Димитрия Уварова Воспоминание На Радоницу в 2014 г. мне довелось впервые на тувинской земле наблюдать верность традициям народа, со смешанной религиозной жизнью. Как заметили старожилы, в этот день на городском кладбище ежегодно ветрено… Мы с несколькими активными прихожанами попеременно дежурили на входе кладбища, раздавали листовки, принимали записки о упокоении и просили людей жертвовать на строительство часовни здесь на кладбище(теперь можно убедиться в истинности этого целевого сбора – часовня-зал ритуальных прощаний в честь Всех святых действует на входе в кладбище).
Еще, что было интереснее, мы курсировали по кварталам огромного некрополя между могил и делились с людьми пасхальной радостью – передавали листовки о Боге, Его Заповедях и Пасхе. Бывало, что нас приглашали не только поесть возле могилки и «помянуть» родственника, но и задавали прямо духовные вопросы: как креститься, как помочь умершему, почему умирают дети, что с самоубийцами происходит «там»?..
Ко мне подошла одна молодая женщина А. коренной нации, и спросила как ей принять Святое Крещение. Она рассказала об удивительных мистических событиях в своей жизни.
Почти в конце моего путешествия по покойным лабиринтам, на меня вышла женщина средних лет интеллигентного вида. Она приветливо улыбалась мне как близкому родственнику и убеждала меня, что хочет крайне скоро (почти завтра) учиться быть христианским проповедником. Она рассказала, что родилась в Туве, в семье этнического большинства. Но после, в студенческие годы, уехала в Санкт-Петербург учиться. Там приняла Крещение с именем К. Я пригласил ее на беседы о Вере, с малой надеждой, что она придет, так как она ссылалась на занятость. Теперь это постоянная прихожанка с серьезным духовным вектором. Богу слава!
На кладбище в 2014 г. на Радоницу было много людей, как коренного населения, так и потомков переселенцев из центральной России. Примерно в том соотношении, как его отображает статистика по этническому составу в республике. Было много выпивших и прямо таки пьяных гостей могильного города. Было много людей, а над ними много парящих кругами орлов. Они хватали оставленную на гробовых холмиках еду и уносили ее неведомо куда. Для меня осталось загадкой где они съедали похищенное.
Нынче В эту Радоницу Господь устроил нам всем солнечный денек без ветра и ЧП. Сотни машин облепили место последнего расквартирования тел близких. Работники ГИБДД распределяли потоки новых посетителей. Торговцы венками украсили парадный въезд кладбища лучше всяких красочных вывесок и баннеров с приглашением посетить…
Я подоспел в числе последних. Уже на входе у ворот совершалась панихида отцом Ефремом при участии одного или двух молящихся. Мимо проносились локомотивы семей, коллективов, друзей, знакомых, сослуживцев как на вход, так и, уже, на выход по домам… В спортивных трико, в лосинах, редко в строгой официальной одежде, с сигаретами в зубах или в руках, с гигантскими пакетами еды, иногда с венками или цветами из пластика. Часто с отстраненными или досадно-огорченными лицами. Много говорливые и озабоченные поиском «своей могилки» группки и компании людей здесь рассеивались в разные стороны. С другого фронта парадного входа стоял стол с множеством литературы наших миссионеров. Антоний и активные неравнодушные прихожане разных возрастов и национальностей, дарили входившим и покидавшим кладбище буклеты о Боге, Христианской жизни, поминовении усопших. Половина стола занимали Святые Евангелия для всех желающих познать истину. Наиболее неутомимыми почтальонами духовной литературы были пожилые христианки. Женщины в возрасте общались и на русском и на тувинском языках, приветливо подходили к людям, не разбирая лица.
Епископ Феофан руководил процессом, попеременно удаляясь в часовню и стоя у стола с приемом записок за упокой на улице. Несколько работниц церковных лавок кызыльских храмов дежурили в часовне и на улице, принимая записки на панихиду. Редко люди входили в часовню поставить свечу перед иконой Спасителя.
Я попросил благословение отправиться в поход с просветительской литературой в гущу некрополя.
Священнослужители, миссионеры, работники храмов, продавцы венков и цветов, производители надгробий, полицейские, посетители кладбища, жители его — останки их родственников и близких, а над всеми нами – орлы.
Брань
Я снял с себя портфель с буклетами, набрал из него в руки разные листовки и отправился на оживленные улицы «мертвого города».
— Я сказала тебе: не надо было брать, а ты взял!.. – говорили с одной стороны, догоняя меня и обходя справа…
— (Опять мы пришли, когда тут столько людей, каждый год одно и то же!..) – думали нахмуренные молодые муж и жена, таща два большущих пакета поминальной еды…
— Возьмите буклет о поминовении наших близких усопших! – скоро, и путая количество отдаваемых листовок в руках, спешил навстречу первой семье, я. Люди не останавливались и не замечали, что я пытаюсь им что то дать, шли как это бывает в метро в Москве – по своим делам. Другие охотнее, с приветливой улыбкой принимали литературу и благодарили… Две разных национальности и культуры смешивались в одну поминальную традицию.
На могилах сидели люди с разложенными кушаниями, молчали, вытирали фотографии от пыли, кто-то подкрашивал памятник, имена, оградку, где-то разговаривали, разливали водку, ветер уносил слова, — я ходил как в немом кино.
Солнечное спокойное настроение обрывали мои слова о буклетах, когда я с надеждой быть услышанным, вручал их новой группе скорбящих у могилы людей. Вроде бы и скорби не видно и не слышно. Не текут слезы, нет причитаний… А всем ясно – место тишины, молчания, беспомощного курения у фотографии сына или друга…
Здесь в Туве я заметил спокойное сдержанное отношение к смерти, похоронам. Хотя на плитах написаны иногда лирические стихи, признания в верности и любви…
Меня просто выслушивали, брали буклеты, немного благодарили и почти всегда я сразу уходил. Меня не просили пообщаться, не задавали вопросов о справедливости ухода из жизни того, чье тело теперь здесь… Но было и иначе…
Когда я возвращался в часовню перекусить, заметил, что Антоний разговаривает с одним пожилым мужчиной долго. Через несколько часов моего передвижения по кладбищу я был пойман этим мужчиной, который попросил меня пойти на могилу его дочери – помянуть. Там была его жена, а так же, видимо, младшая дочь или внучка. Он, немного выпивший, рассказал с тревогой о своей 24-летней погибшей дочери. От него я слышал кое-как угадывающийся крик души, неопытной, слабой в отношениях с Богом, стесняющейся своей боли по дочери. Я сказал слова утешения, немного помолился и распрощался с ними.
Я вытаскивал из портфеля новую партию разных листовок и шел, не спеша, по новой улочке направо и налево предлагая людям узнать о поминовении усопших и духовной жизни. Практически все брали и благодарили многие. Даже брали те люди, кто не скрывал или прямо заявлял о себе, что он буддист. Мне попалась женщина, которая, взяв буклеты пожаловалась, что никак не найдет могилу отца. Я ничего не нашел более сказать, кроме главного: «просите Господа о помощи». И она запричитала «Господи, помоги; прости меня». Я ушел. Меня позвали пара помянуть их молодую дочь. Он – отец – музыкант, — рассказывал, что давно хотел посмотреть собор в Кызыле. Его жена, немного выпившая, рассказывала о дочери, немного переходя на плач. Наш разговор был то спокойный и поверхностный о культурных заметках ее мужа, то немного тревожный, когда жена хвалила свою погибшую дочь – и тогда мы пришли к осмыслению того, почему умирают молодые и чистые… Мне тяжело было погружаться в их горе насколько они меня в него посвящали. Слава Богу, Он нас вразумляет, — они меня с миром отпустили… Я далее отправился служить словом и распространять его печатный вариант.
Мне встретилась молодая знакомая прихожанка и спросила меня о том, что редко спрашивают верующие женщины: а на кладбище то же надо платок одевать? Я на радостях, быв спрошен о важном, ответил, что и платок и юбку, длиной как у меня подрясник, и с закрытыми хотя бы по локоть кофты подобает носить христианке везде, где бы она ни была. Ведь Богородица и первые христианки не стремились вычурно или, тем более, соблазнительно одеваться. Для них вопрос внешнего благочестия был немаловажен. «По одежке встречают…»
Одновременно на меня набрела женщина, которая уже около часа искала могилу папы, а я ей вновь напомнил о молитве. Она призналась, что молилась и просила. Но когда повернулась — увидела тут же при мне, его могилу – и страшно обрадовалась. Сказала, что рада была снова меня встретить. Я то же удивился и просил ее благодарить Христа!
Пару раз я набредал на разбросанные буклеты, и горько было их собирать. Но к счастью, это было редкостью.
Иногда я добавлял слова о надежде на Нашего Творца в молитве об умерших, некрещеным говорил о Спасителе и Его жертве, Воскресении. Буклеты кончались в моих руках и я доставал новые из рюкзака. Хватало всем. И даже охрана получала свои порции литературы о Православной Вере и поминовении.
Подставленное плечо
В любом бою необходимо прикрытие. С воздуха, с воды и даже с тыла. Моим прикрытием с воздуха были орлы, которые кружили над пищей, оставленной на могилах. Они напоминали, что труд проповедующего не в пище вознаграждается, а парением в небесах. И действительно, молитва и предстояние пред Богом на кладбище может быть более отчетливее, чем где бы то ни было. Ведь премудрый Соломон почитал мудрыми тех, кто любит посещать дома плача.
Когда я начал уже уставать, мне позвонил Антоний и предложил встретиться – вместе походить. Это и была моя поддержка с воды. С Воды Купели Крещения. Мой брат во Христе ожидал меня на краю кладбища. Как отличаются старые друзья от незнакомых людей в шумном городе, так и близкий человек дорог в многолюдстве. Поддержка с тыла – это наши домашние. Молитва всегда чувствуется от близких людей. Их поддержка и забота бывает необходимее жажды самовыражения и подвига.
Я увидел крест, сваленный у нового памятника просто на землю. Он оказался теперь ненужным и скоро его отнесут на свалку. Больше двух метров, лакированный деревянный крест. Я вспомнил как такие ставят иногда на месте будущих храмов. Взял его и поднял вверх. Не буду же я нести крест «под мышкой». Я понес его в сторону Антония, чтобы с ним решить что делать с крестом. На меня вышел молодой парень, и буквально потребовал от меня мне помочь. Я попросил его отнести крест в начало кладбища, где стояла машина нашего активного прихожанина. Парень с радостью согласился. Мы с Антонием посидели на скамеечке. Перекинулись парой замечаний об этом прекрасном дне. Пожаловались друг другу на свои проблемы. За забором валялись выброшенные венки, стоял недостроенный элеватор. Ветер нес в нашу сторону пыль, сухую траву и клещей, а мы сидели у могилы и туалета… счастливые и спокойные.
Я рассказал о том, как ко мне подошла интернацианальная семья с девочкой и просили их крестить. Тут же появились отец с сыном моего возраста, которые как выяснилось, интересовались Православием и желали креститься, но были мусульманами. Одновременно,- пересказывал Антонию я, — пришлось прощаться с семьей и начать общение с отцом и сыном. Почему то девочка вернулась, а мама сказала, что она (ее дочь) хочет меня поцеловать. Я исполнил пожелание девочки и осенил ее крестным знамением.
Эпилог
Мы под конец дня все устали.
Чтобы обратили внимание на правду, порой необходимо даже умереть. Христос так и сказал ученикам, что там, где Он умрет — соберутся орлы, то есть парящие в высоте ученики Христовы, откликнувшиеся на Его Правду – Правду Божию. Что необходимо сделать, чтобы откликнуться на Его любовь, на Его ради нас Жертву Крестную? Спаситель часто платит своею жизнью за спасенного. Семя, упавшее в землю, если не умрет, не принесет плода. Вот они – семена, — лежат здесь на городском кладбище. Снова и снова призывают живых к Правде – выбирай – говорит Господь – Жизнь или смерть! Много семян сеются на каменистую почву близких и родных людей, много их уносит ветер суетливых житейских дорог, а еще больше их теряются в сорняке забот скоротечной «рабочей смены» — успеть взять от жизни все. И это «все» никак не умещается в нашем гробике.
Мы собрали столы, пристроили найденный крест, погрузили в транспорт литературу и себя. Остается спросить друг друга: мы — живы?.. Если Христос посреди нас – если Он внутри меня, если он между нами — то: да! – я – жив, мы – живы! Христос воскресе воистину! – наша единственная и всеобъемлющая НАДЕЖДА.
Воспоминание