Интервью с протоиереем Геннадием Фастом (Абаканская епархия), служившим в Туве в 1980-1981 гг.
— Здравствуйте, отец Геннадий. Вы свидетель истории православия в Туве, хотелось бы поговорить с Вами о событиях недавнего прошлого. Как известно, Вы служили диаконом в Свято-Троицком храме г. Кызыла. Скажите, пожалуйста, в какие годы это было?
— Я приехал в Кызыл даже не диаконом, в 1979 году я получил указ владыки Гедеона, епископа Новосибирского и Барнаульского, в то время Тува входила в состав Новосибирской епархии, это был ноябрь. А в марте 1980 г. я был рукоположен во диакона и прослужил в Кызыле до декабря 1981 г., в общей сложности два года.
— Вы помните настоятеля храма, с которым служили?
— Да, их было два. Когда я приехал в Туву, то по дороге из аэропорта в город в автобусе сел рядом с молодым, крупного телосложения человеком, у него поинтересовался, где мне выйти, чтобы пройти к церкви. Он стал спрашивать о том, кто я, откуда, зачем приехал, оказалось, что это был настоятель храма, одетый в гражданскую одежду. Его звали отец Сергий Коломиец. Он сам незадолго до меня, думаю, в 1979-м, прибыл в Кызыл. Был украинцем, учился в Ленинградской духовной семинарии, потом оказался в Одессе, и там одесский митрополит Сергий рукоположил его в сан священника. Я не знаю, по какой причине он выехал из Одессы и оказался в Сибири, где искал себе место служения. В Новосибирске он беседовал с епархиальным секретарем протоиереем Александром Пивоваровым, моим духовным отцом, который его приметил и представил владыке Гедеону. Владыка Гедеон направил его в Кызыл, при этом спросил у отца Сергия, куда тот хочет: в большой приход вторым или третьим священником или в глубинку настоятелем. Тот смиренно ответил: «Как благословите, владыка, но если можно, то направьте в глубинку».
— А второй священник?
— Отец Сергий Коломиец служил здесь до 1981 г., наверное, в мае того года он по собственному желанию вернулся на родину, в г. Краматорск. А сюда прислали священника, который раньше служил в Абакане, — священника Богдана Бида. Он служил здесь два года, а потом его перевели в Томск, где он служит по сегодняшний день.
— Когда Вы приехали в Кызыл, то в каком состоянии находился приход, какая проводилась работа, была ли миссионерская деятельность?
— На всей территории Тувинской автономной республики в то время была лишь одна зарегистрированная религиозная организация — Свято-Троицкий приход г. Кызыла. Ни буддийских, ни каких-либо других зарегистрированных религиозных организаций не было. С буддистами я тогда не общался, только с баптистами. У них существовала небольшая община, но она не была зарегистрирована.
Миссионерская деятельность не велась, вообще какой-либо деятельности вне, за оградой храма, не было. Что касается меня, то я посещал баптистов, у меня имелись среди них знакомые, у нас были диспуты, в результате которых один их брат, Сергей Пестов, принял православие, потом стал священником, служил в Ермаковском, затем много лет — в Тобольске, сейчас служит в Ишиме. Это можно отнести к миссионерству.
— Вы сказали, что Свято-Троицкий приход был единственной зарегистрированной организацией на территории Тувы, но республика большая, и православные люди живут не только в Кызыле, за пределами города велась какая-либо работа с верующими?
— Наверняка, кто-то из них приезжал на богослужения в Кызыл, но не помню, чтобы это было потоком. Что было точно, так это поездки в Туран. Я сопровождал священника Богдана Бида, мы ездили туда неоднократно, там проводили службы, но не Литургии. Совершали Таинство Крещения, служили молебны, панихиды, и это было на дому. Позднее, уже в начале 1990-х, когда у туранских верующих созрела потребность построить храм и создать свой приход, они написали мне письмо с просьбой, чтобы я у них был настоятелем, но поскольку я был благочинным в Енисейске, пришлось отказать.
— Кого из прихожан Свято-Троицкого храма Вы особенно запомнили?
— Очень многих, но из них жива сегодня только одна женщина. Она моя кума, восприемница моей дочери, которая родилась здесь, в Кызыле.
— Кызыл уже в то время являлся относительно большим городом, был один храм, один священник, диакон. Наверное, Вы имели большое уважение в обществе?
— Скорее, я воспринимался как агент, потому что в храме, в своем мирке, мы имели право думать не так, как Карл Маркс или Ленин, здесь мы могли исповедовать веру, могли жить по нашей вере. Выход за эти пределы был жестко ограничен. Нас знали власти, был уполномоченный по делам религий, я сейчас не вспомню его имя и фамилию. Применялись по отношению к нам и репрессивные меры. В частности, я, Геннадий Фаст, а по паспорту Генрих Генрихович Фаст, обвинялся в государственном шпионаже, якобы я передавал информацию иностранным спецслужбам по рации. Однажды настоятель на автозаправке познакомился с другим водителем, и тот признался, что является сотрудником КГБ, стал расспрашивать обо мне, поскольку дела о шпионаже входили в компетенцию КГБ, а я находился под наблюдением уполномоченного по делам религий, это со стороны КГБ вызывало недовольство. Настоятель мне пересказал весь разговор, и тогда я решил сам пойти к уполномоченному, он сделал вид, что ничего не понимает. Когда приезжал в Кызыл владыка Гедеон, то его тоже вызывали к уполномоченному и допрашивали о возможной моей причастности к шпионажу. Владыка сильно рассмеялся, когда услышал, что диакон — иностранный шпион. После этого обвинения прекратились, но проблемы с властями у меня были и до того.
— Это было связано с Вашим немецким происхождением?
— Нет, это было связано, прежде всего, с моей верой, мое немецкое происхождение придавало лишь привкус шпионажа. За веру меня выгоняли из университета, это было в Казахстане, потом я работал в Томском государственном университете, откуда тоже выгнали, в Ачинске, где я был послушником, на меня поступила жалоба, что я в храме читал Сахарова, которого, честно признаться, я читал, но не в храме. В Енисейске, где я был настоятелем, даже на два дня закрыли городскую баню, из которой очень хорошо просматривалась колокольня храма, чтобы вести за мной наблюдение.
— Отец Геннадий, что вы вынесли для себя за два года службы в Туве, как республика повлияла на Вашу дальнейшую жизнь?
— Тува для меня многое значит. Во-первых, это начало моего священного служения, в Туве произошло становление моей семьи, здесь я написал свою первую книгу «Толкование на Апокалипсис», которая распространялась в самиздате, а с начала 1990-х годов уже было пять изданий, состоялось мое становление просто как православного христианина. Здесь происходило изучение службы, сначала мы становились священнослужителями, а потом уже учились служить. Тогда не было богослужебных указаний, мы работали с Типиконом, было познание строя богослужения.
— Спаси Господи, отец Геннадий, за Ваш интересный рассказ.