— Подвигла меня целостность христианства в Православной Церкви. Приведу следующий случай. Когда я столкнулся с житием св. Иоанна Кронштадтского, прочитав его на немецком и мне родном языке, я открыл для себя, помимо всего, что я знал от католичества (например любовь к бедным, благотворительность, ежедневно совершение  Евхаристии),  нечто абсолютно новое. Это было то проникновение человека Божественным, тем, что мы называем «благодать» (и здесь есть расхождение с католическим богословием: для католиков благодать – тварная, а в святоотеческом и православном понимании – нетварная, Бог в Своих энергиях). Это я не видел в католичестве нигде, ни в книгах и ни на опыте. Двигающей силой в католичестве и в протестантизме была всегда харизматичность, некоторое харизматическое, восторженное выступление тех, кто считается у них святыми. А в православных святых я увидел, что человек рожден заново, рожден свыше. И это без шума, без громких аккламаций, избегая всякой славы. Опыт жизни святых я постарался сравнить с богословием Православной Церкви, которое свидетельствует о обожении человека, ведущего брань против своих страстей. Итак, постепенно я убедился в истине православного вероучения и, с другой стороны, должен был согласиться с тем, что католичество есть ересь. Преподобный Иустин Попович, выдающийся сербский богослов ХХ века, учит нас, что не надо бояться применять этот термин к католичеству. Случались также переживания в личной духовной жизни, отталкивающие меня от католицизма, в частности его отношение к человеку «сверху», его неумение уважать свободную волю человека. Католик должен подчиняться духовнику, в другом случае он рискует отлучиться де факто из христианской общины (на латинском «excommunicatio»). У православных духовников мы увидим, наоборот, глубокое уважение к совести человека как к святыне. Достаточно прочитать рассказы об Иоанне Крестянкине в книге «Несвятые святые», чтобы понять ту грань между православным духовным руководством и претензией на правоту и авторитет, характерной для католической церкви.